Текст: Хартмут ШредерПеревод: Люба Гурова30.11.2022

Что увидит переводчик, если заглянет сам себе через плечо? Какие вопросы он себе задаст? С кем поведет внутренний диалог? Хартмут Шрёдер прибегнул в процессе перевода к старому культурному приему, а именно к ведению дневника – и предоставил нам результат.

Четверг, середина дня

Фридерике из dekoder пишет: не возьмусь ли перевести текст к понедельнику. Задумываюсь. У меня в работе текст для другого заказчика, но его осталось еще только отшлифовать. Значит, успею. Соглашаюсь. 

Четверг, вечер

Можно начинать. Предыдущий перевод доведен до блеска и отправлен. Я открываю текст от Фридерики: Валерий Карбалевич, значит, Беларусь, «Милитаризация государства». Беларусь и милитаризация — никаких сюрпризов. Главное, не зацикливаться на Гулаке и Лабковиче, для которых я много переводил устно в Берлине и не только, а то я заведусь и не смогу сосредоточиться на работе. 

Текст берет с места в карьер: «Поскольку главным направлением государственной политики стали политические репрессии, то, соответственно, вырос удельный вес силовых структур». Сначала такое вступление кажется мне непривычно резким, но — если вспомнить, что творится в Беларуси, то такое начало статьи покажется скорее умеренным. 

А вот и первая заминка: «силовые структуры». Я смотрю в сети: по ключевому слову «силовики» у dekoder наверняка уже была гноза — и точно. Но что делать со «структурами»? Силовики — это персонифицированный термин, и уже даже для всего явления, «силовые ведомства» — это организации, «силовой блок» — политическая единица. «Структуры» — тут уже сложнее, это нечто размытое и слегка попахивает конспирологией. Например: что такое «бизнес-структуры»? Деловые круги? Я выбираю понятие Sicherheitsbehörden — «государственные службы безопасности» — в дополнение к «силовикам», при том что безопасность и репрессии довольно плохо согласуются… 

И в следующей фразе — «военно-полицейский режим»: печально знаменитые русские дефисы! Придется мне военный режим дополнить полицейским государством (полицейский режим звучит странно): «Государственные институты развиваются в сторону милитаризации, военного режима и полицейского государства» (Die staatlichen Institutionen entwickeln sich in Richtung Militarisierung, Militärregime und Polizeistaat). Ну что, вроде бы нормально. 

[Оригинал: «Происходит эволюция государственных институтов в сторону милитаризации, военно-полицейского режима».]

А следующий абзац кончается таким роскошным, барочно-избыточным саркастическим финалом: «нет необходимости обременяться скрупулезным выполнением юридических процедур». Я перевожу более-менее дословно и надеюсь, что будет понятно, почему работа силовиков сильно упрощается… Vom Justizministerium wird Tempo und Entschlossenheit bei repressiven Maßnahmen gefordert, also entfällt die Notwendigkeit, sich mit einer peniblen Befolgung juristischer Procedere zu belasten.

(Обратный перевод: «От министерства юстиции требуют темпа и решительности в проведении репрессий, так что отпадает необходимость обременять себя скрупулезным выполнением юридических процедур».) 

И тут — типичное клише «отметим» (Lassen Sie mich anmerken): иногда так действительно что-то акцентируется, а иной раз этот оборот можно запросто выкинуть. Здесь он в переводе не нужен: In letzter Zeit ist es vor allem das Innenministerium, das als Initiator für Gesetzesänderungen auftritt. (Обратный перевод: «В последнее время именно МВД выступает инициатором изменений в законах».) 

Пятница, вечер

Завтра у ребят игра в Тегеле, но возникли осложнения. Отец Якоба не сможет его забрать после игры. Я говорю ему, что могу прихватить Якоба и отвезти домой. Отцу неловко соглашаться, начинаются переговоры. После нескольких раундов папа Якоба подключает свою сестру. Ну, главное — разрулили!..

Итак, продолжим.

Начинается с такой констатации: «В нормальной стране право законодательной инициативы принадлежит в основном парламенту». Может быть, я и пропустил пару выпусков новостей, но вроде бы в Германии инициатива время от времени исходит от федерального правительства… Оставляю как есть — во-первых, так написано, во-вторых, таков, видимо, его опыт жизни в его стране. 

Интересный подзаголовок: «Ковид-диссидентство». Что тут выбрать? «Диссидентство»? «Кверденкеры»? Стараюсь не отступать далеко от текста. Covid-Dissidenz. Тем более что «диссидентство» может быть зеркальным намеком на то обстоятельство, что Лука крайне нетерпимо относится к диссидентам и вообще к любому несогласию…

Потом речь заходит о «пафосе» лукашенковского выступления на заседании. «Основной пафос его выступления состоял в том…» Немецкое Pathos совершенно не подходит, ложный друг! «Тон»? «Направление»? «Манера»? «Главная мысль»? Останавливаюсь на «главной мысли». И вот зловещая фраза Лукашенко по вопросу прививки от ковида: «Но и напрягать вы людей не будете». Ihr solltet aber die Menschen auch nicht überfordern (Обратный перевод: «Но не следует людей перегружать»), примерно так вроде бы получается по логике, но уверенности у меня нет. Очень странный выбор слов. В духе путаного, неотесанного, посконного стиля Лукашенко. Хорошо, что есть редакция, — прикроет меня, если что. Собирая материал в сети, я нашел видеозапись заседания — гротескное и мрачное зрелище: режиссер-психопат цинично и как-то беспомощно обращается к своим марионеткам. Одна из чиновных марионеток по ведомству здравоохранения одета в форму, и я вспоминаю, что однажды присутствовал при том, как заместитель департамента фармацевтики в министерстве здравоохранения Белорусской ССР (если не ошибаюсь) в 1990 году в минском аэропорту конфисковывал груз западного детского питания, предназначавшегося для неправительственной организации, — не то для своего ведомства, не то для себя, причем обмундированный по всей форме. 

Но вернемся к тексту. «Главный аргумент, адресованный высшим чиновникам: “Вы кому подыгрываете?”» Опять эти «чиновники»… Каждый раз надо решать: Bürokraten («бюрократы») или Beamte («государственные служащие»). Государственных служащих в немецком понимании в России нет, и «чиновник» имеет негативный оттенок значения — но по-другому. «Высокопоставленные представители бюрократии» было бы слишком высокопарно, и я останавливаюсь на höhere Beamtenschaft (Обратный перевод: «высшие госслужащие»). Вся фраза звучит так: Und der wichtigste Hinweis an die Adresse der höheren Beamtenschaft: „Wem spielt ihr denn damit in die Hände?“

(Обратный перевод: «И главное указание, обращенное к высшим госслужащим: так кому вы тут подыгрываете?»)

Суббота, вторая половина дня

Футбольный матч состоялся. Ребятам в Тегеле отгрузили восемь голов против одного, счет 1:8. И на пустом месте: все контратаки через центр поля. Но Иэн уже вернулся в нормальное расположение духа.

Идем дальше. Опять Лукашенко: «Народный вождь не может ошибаться». Вождь — Führer? Есть поколения немцев, которые не могут слышать это слово без дрожи, если речь идет о других странах. Я из их числа. Но слово «вождь» (это именно Führer, а не какой-нибудь «лидер» или «предводитель») вызывает на сцену товарища Сталина, он и вовсе был «вождем народов», Führer der Völker, и не так уж далеко ушел от нашего фюрера… у Луки, правда, народ всего один, но «фюрера» он себе уже не только субъективно заслужил! Оставляю. 

И тут начинаются структурные проблемы: «Проведение совместной коллегии министерств обороны Беларуси и России 20 октября сопровождалось громкими заявлениями». Понятия не имею, как называются подобные собранные по случаю совещательные органы на немецком. Времени пробираться через лабиринты сайтов соответствующих организаций у меня нет. Лучше взять вариант, максимально близкий к русскому: Die Sitzung eines gemeinsamen Kollegiums der Verteidigungsministerien von Belarus und Russland am 20. Oktober wurde von großen Verlautbarungen begleitet. (Обратный перевод: «Заседание совместной коллегии министерств обороны Беларуси и России 20 октября сопровождалось громкими заявлениями».)

Сразу после этого речь идет о российских военных базах в Беларуси: «узел системы предупреждения о ракетном нападении под Барановичами». Es handelt sich um die Radarstation des Raketenfrühwarnsystems bei Baranowitschi und das Fernmeldezentrum der Kriegsmarine in Wilejka. (Обратный перевод: «Речь идет о радарной станции системы противоракетного предупреждения под Барановичами и о центре телерадиокоммуникации военно-морского флота в Вилейке».) Во всяком случае, надеюсь, что я правильно понял. Военное дело мне не близко. На немецком я нашел только приблизительные описания, а времени исследовать тему у меня не так много, если хочу успеть к понедельнику… 

Воскресенье, вечер

Ну вот, текст немного отлежался, теперь я его еще раз просмотрел и отправляю. На столе у деkoder‘а он будет завтра в 9:00. 

Триалог

Несколько дней спустя

В виде исключения получил от dekoder правки своего перевода. Обычно на это нет времени, но проект дневника делает это необходимым и возможным. Интересно, что там!

В первой же фразе: государственная политика не «занимается» репрессиями, она в них «заключается». 

Da staatliche Politik mittlerweile vor allem in politischen Repressionen besteht, wächst natürlich das relative Gewicht der Sicherheitsbehörden, der Silowiki. ОК, в этом есть последовательность. Если уж начинать с места в карьер, так по-настоящему. «Органы безопасности» и «силовиков» оставили как есть, хотя и не без споров, как видно из редакторских комментариев. 

Что дальше? Саркастическое барокко: «нет необходимости обременяться скрупулезным выполнением юридических процедур». Этим пожертвовали, сократили, все-таки текст журналистский. Стало так: also besteht keine Notwendigkeit eines peniblen juristischen Prozedere (Обратный перевод.: «отпадает необходимость в скрупулезной юридической процедуре»). Вообще-то жаль: «утруждаться/ обременять себя» передавало бы принципиальное нежелание силовиков соблюдать процессуальные правила правового государства. А этот жанр журналистики ничего не теряет от одной стилистической завитушки. 

Фрагмент о законодательных инициативах редакция переписала. У меня было: In letzter Zeit ist es vor allem das Innenministerium, das als Initiator für Gesetzesänderungen auftritt. Mal will das Ministerium Abonnenten „extremistischer“ Telegram-Kanäle zu Mitgliedern extremistischer Organisationen erklären. А стало так: Als Initiator für Gesetzesänderungen tritt in letzter Zeit vor allem das Innenministerium auf. Mal will das Ministerium Abonnenten „extremistischer“ Telegram-Kanäle zu Mitgliedern extremistischer Organisationen erklären. Теперь в начале фразы «инициатор», а не «МВД», наверное, для того, чтобы министерство оказалось в конце и получился гладкий переход к следующей фразе. Читабельность. 

Теперь «ковид-диссиденты». Стало так: Dissidententum in Sachen Corona (Обратный перевод: «диссиденты в вопросах коронавируса»)… Точно, моя ошибка: ковид вместо коронавируса. Это у меня контаминация из русских и английских текстов. Но «диссиденты в вопросах коронавируса» тоже не идеально. «В вопросах»?.. И разве читатель не поймет слова «диссенс»? «Диссенс» — это ведь конкретная действенная позиция, в то время как «диссиденты» — это люди, которых к тому же невозможно не ассоциировать с советскими диссидентами, разве нет? Не знаю… Может быть, они там тоже торопились. 

Потом загадка лукашенковского отношения к прививкам. Редактор формулирует: aber Sie werden bitteschön keinen Druck auf die Menschen ausüben («Но вы уж пожалуйста на людей не давите»). Druck («давление») лучше, чем überfordern («требовать слишком много»), это я беру на заметку, однако смысл яснее не становится — но тут уж вопросы к вождю народов. И все же: разве вождь скажет bitteschön («уж пожалуйста»)? 

«Заседание совместной коллегии министерств обороны Беларуси и России 20 октября сопровождалось громкими заявлениями». Этот абзац коллеги кардинально переделали: 

Im Rahmen der Sitzung von Vertretern der Verteidigungsministerien von Belarus und Russland am 20. Oktober gab es hochtrabende Erklärungen. (Обратный перевод: «В рамках собрания представителей министерств обороны Беларуси и России 20 октября прозвучали высокопарные заявления»). Я еще раз перечитываю: коллегия — это (иногда!) не только совещательный орган, но и собрание определенных функционеров. Так что «представители» — совершенно правильно, это я не разобрался. «Громкие заявления» заменены на «высокопарные», и это, мне кажется, немного чересчур. Возможно, «громкие» было недостаточным, но «заявления» компенсировали недостаток выразительности… Не совсем понимаю, как это из «сопровождались» получилось «в рамках»; или имеется в виду широкая рамка событий? 

«Военное» (das Militärische) оставили, как было. Ну и дальше все по мелочи. Идеального текста, не требующего правок, я, наверное, никогда не выдам. Ну и хорошо — иначе где же удовольствие.

P.S.

24 февраля

Случилось немыслимое. 

Путин начал войну.

Какое преступление. Какая катастрофа. Я бегаю по квартире взад-вперед, пытаясь навести порядок в мыслях. Мысли разбегаются. 

После обеда

Я иду на демонстрацию. Звонит Элизабет, старая подруга. Она видела мои переводы в аналитике о России и хотела поболтать, как обычно. Десятки лет она работает над улучшением взаимопонимания между Востоком и Западом, и особенно над пониманием. Она очень немолода и тяжело больна. Мы, как обычно, ведем свой легкий треп, но вдруг до меня начинает доходить ужасная мысль: она еще не знает! 

Я пытаюсь рассказать ей, что произошло. Пусть она посмотрит или почитает новости. А я продолжаю свой путь на демонстрацию. 

Начало марта

Я все еще хожу, как тигр в клетке, по своему домашнему офису. Заказов нет; dekoder на чрезвычайном положении, остальные не мычат, не телятся. Мне надо себя чем-то занять, я еду на Главный вокзал. 

Там все изменилось. Волонтеры построили целую станцию. В подвальном этаже. Вроде как худо-бедно хэппи-энд для вагонов метро из Киева и Харькова. 

Обязательный брифинг — и за ним первое рабочее задание: поезд из Варшавы. Потоки людей выходят на платформу, и пока я раздумываю, говорить ли «привет» или «добрый день», слышу от украинской главы семьи решительное «В Манхайм!». Все ясно. Четыре человека, шесть чемоданов, сумки, пакеты. Идем в билетные кассы, все делаем. Потом занимаюсь следующими — долго искать не пришлось…

Это настоящая терапия! Я могу что-то сделать. Люди рады, хоть на минуту, иногда они растроганы, и я тоже. Один только раз у меня на глазах кто-то совсем потерял самообладание, разрыдался отчаянно, не видя выхода. Это было тяжело. 

Начало апреля

Получаю сообщение: умерла Элизабет. Она уже была не очень здорова. Но ее добили эта война и этот Путин. 

Май

На улице встречаю детсадовского друга моего сына, из русской семьи. Я догадываюсь, что в его семье позиции могут быть сложными, и касаюсь войны в разговоре с большой осторожностью. И злюсь на себя: может быть, я мог бы стать посредником — а сам решаю не вмешиваться. Что за непроходимая стена… 

Мои друзья, которые вместо армии несли гражданскую службу и вообще страшно далеки от любой воинственности, выступают за поставки оружия. А я, где моя позиция? Все еще — переводчик, посредник?

Спрашиваю себя, будет ли перевод в будущем нужен только на службе абсурдной дипломатии (боюсь себе представить, что чувствовали переводчики Макрона и Шольца в Москве!), в помощи беженцам и в их походах по учреждениям, или же для таких медийных проектов, как dekoder. 

Может, следовало бы мне на старости лет выучить украинский… 

Я и до войны задавался вопросом, уместно ли заниматься в основном критической частью дискурса из России, а не мейнстримом (а то и совсем неаппетитными сегментами государственного телевидения). Я переводил для dekoder фрагменты речи Путина 2014 года о Крыме. Это было не для слабонервных, совсем не то, что переводить критические комментарии, которые, как бы ни были хороши, все более-менее играют на одной струне — и, пожалуй, мало кому слышны и интересны. 

Может быть, имело бы смысл переводить и материалы из разряда «высокотоксичных»; конечно, сопровождая комментариями и пояснениями, что для dekoder и так обычная практика. Подобно тому, как привлекшую всеобщее внимание статью Сергейцева в РИА задокументировал Blätter für deutsche und internationale Politik («Вестник германской и международной политики»). Чтобы открывались глубины падения. Я пытаюсь нащупать хоть какой-то выход из полного отчаяния. Мой оптимизм рождается из чувства противоречия! 

Кажется, пора мне опять на вокзал.