Сдались ли русские войне?
В последнее время в политических и медийных дискуссиях нередко встречается утверждение, согласно которому в России прекратились протесты, в том числе против начатой российской властью преступной войны в Украине, и что опросы общественного мнения якобы служат неопровержимым доказательством массовой поддержки военных действий в Украине и легитимности режима вообще.1 Хорошо известно, что многие активисты и оппозиционеры либо за решеткой, либо покинули страну. При этом на Западе то и дело звучат высказывания в том духе, что активистов из России вообще не стоит приглашать за границу, что им следует бороться с режимом внутри страны. К примеру, литовский министр иностранных дел Габриэлюс Ландсбергис призвал россиян «оставаться и бороться».2 Похожего мнения придерживаются и представители украинского руководства и гражданского общества, которые подчеркивают, что наилучшая помощь Украине — это поддержк а легионов, составленных из россиян и сражающихся в составе ВСУ, или вступление в них, а также вооруженное сопротивление на территории России.3
Неудовлетворенность украинской стороны понятна и не требует дополнительных пояснений. Но верно ли само утверждение, что в России отсутствует политический протест, а общество безусловно поддерживает свое правительство?
Отвечая на эти вопросы, важно перестать экзотизировать Россию и смотреть на нее как на уникальный случай «империи зла», с которой невозможно сравнить ни одно государство ни в прошлом, ни в настоящем. Россия — персоналистская диктатура, ведущая кровопролитную и геноцидальную войну на территории соседнего государства. Утверждение об уникальности российского кейса отражает стремление осудить происходящее, но не представляет большой аналитической ценности для понимания логики, по которой функционирует режим и развиваются протесты против него.
Персоналистские диктатуры — самый примитивный и в то же время самый распространенный способ организации авторитарной власти. Это режим такого же типа, что в Беларуси или в Туркменистане.4 И совсем не впервые в истории демократическая оппозиция терпит поражение. Весь мир наблюдал массовое мирное сопротивление репрессивному режиму Лукашенко в соседней Беларуси, но и это движение не добилось своей цели — смены власти. Вообще же, поражение протеста — это статистическая норма для автократий: массовые выступления нечасто приводят к смене стабильного режима.5 Но поражение демократического сопротивления вовсе не означает его бесполезность и, тем более, его отсутствие как таковое. Для того, чтобы анализировать протест в России, важно понимать логику и механику протеста в закрытых репрессивных режимах в целом, то есть в странах, где права граждан существенно ограничены, а любое инакомыслие жестоко подавляется.
Начнем с наиболее распространенных объяснений механики протестов. Согласно одному из них, протест активен в тех обществах, где наблюдается избыток молодежи, лишенной жизненных перспектив. Согласно другому, дело в особом типе политической культуры, который «обрекает» граждан на тот или иной тип режима.
Считается, что для протеста необходимо массовое участие молодежи, особенно молодежи безработной или оказавшейся в рядах прекариата. Этой проблеме посвящено множество исследований, проведенных специалистами в различных научных дисциплинах. Роль молодежи как статистической и демографической группы в формировании и стимулировании протестной деятельности активно изучается в контексте того, как именно ее участие влияет на социальные и политические результаты протестов. Исследователи указывают на то, что молодежь статистически очень вовлечена в первоначальную протестную мобилизацию, и подчеркивают, что молодые люди составляют значительную часть участников самих протестов. Объяснений для этого несколько: обостренное чувство несправедливости и идеализм, а также технологическая подкованность и цифровая вовлеченность.6
Согласно данным последней переписи населения, численность молодежи в возрасте от 14 до 35 лет за десять лет выросла в России на 12,6 миллиона человек и достигла в 2020 году 39,1 миллиона, что составляет примерно четверть населения страны. Тем не менее в целом Россия остается стареющим обществом с убывающим населением. Война и мобилизация тоже внесут свой вклад в убыль молодежи, хотя, по оценкам демографов, пока военного эффекта еще не наблюдается.7
Российская пропагандистская машина активно воздействует на молодежь
Казалось бы, все это может служить подтверждением, что действительно протестам в России «не хватает» молодежи. Однако исследователи российских протестов критикуют само использование термина «молодежь» как нерелевантного для объяснения протестной мобилизации. Во-первых, это статистическая и демографическая категория, а не группа с четко обозначенными политическими интересами и требованиям. Молодежь в России разделена по степени политизации и ценностям так же, как и взрослое население страны. Сравнение установок молодежи по данным Всемирного опроса ценностей (World Values Survey) в 2017 году не выявило среди более молодого поколения значительных отличий от установок поколения тридцати- и сорокалетних. Отличия наиболее очевидны в сравнении с самой возрастной группой респондентов 65+.8 Есть молодые люди и девушки, участвующие в антивоенном сопротивлении и даже в партизанской деятельности, но есть и те, кто вовлекаются в патриотические Z-инициативы. Российская пропагандистская машина активно воздействует на эту возрастную группу. По данным Forbes, в 2024 году на реализацию федерального проекта «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации» планируется направить из бюджета 45,85 миллиарда рублей, и, в целом, за последние два года расходы на этом направлении увеличились в разы. Так, изначально в бюджет-2022 на эти цели закладывалось только 4,9 миллиарда рублей.9
Во-вторых, в России вплоть до антикоррупционных вступлений 2017 года движущей силой протестов были пенсионеры. Достаточно вспомнить протесты против монетизации льгот в начале 2000-х.10 В то время столичная молодежь и молодежь крупных городов выглядела нарочито прагматичной и аполит ичной. Участие в радикальных движениях анархистского или националистического толка было скорее исключением, чем правилом. Движение «За честные выборы» 2011–2012 годов также нельзя назвать студенческим, его основу составлял столичный средний класс.11 Положительная корреляция между возрастом и готовностью участвовать в мирных демонстрациях долгое время оставалась отличительной чертой российского протестного ландшафта (см. те же данные Всемирных опросов ценностей). Только в последние годы и только среди продвинутой молодежи больших городов оставаться аполитичным стало как будто бы «немодным».
Наконец, если мы посмотрим на состав россиян, покинувших Россию после начала полномасштабного вторжения, то увидим, что средний возраст уехавших составляет 30 лет, а доля студенчества — всего 7%12, что указывает на то, что антивоенные и демократические настроения — не прерогатива молодежи в традиционном представлении, а свойство более широких слоев россиян.
Иными словами, само по себе отсутствие избытка (можно даже сказать, недостаток) молодежи не может служить объяснением для того масштаба протеста и сопротивления, который столь сильно разочаровывают наблюдателей.
Начало полномасштабного вторжения и свидетельства военных преступлений, совершенных российской армией и наемниками, способствовали росту числа публикаций об особой политической культуре или свойствах российского народа, который «по природе своей» не приемлет либерально-демократический строй. Эта мысль манифестирует себя, например, в теории «человека советского» (Homo Sovieticus), популярной среди российских аналитиков, а также в других вариациях, указывающих на специфические и, судя по всему, неизменные характеристики россиян («рабский менталитет» и прочее). Часто при этом вспоминают фразу Жозефа де Местра, согласно которому «каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает».
Фундаментальные ценности россиян соответствуют мировыми трендам на поддержку демократии и индивидуальных свобод
Однако если мы перестанем экзотизировать российское общество, а поместим его в сравнительный контекст, то найдем мало эмпирических подтверждений для подобных выводов. Политолог Григорий Голосов сопоставил ответы, которые россияне и жители других стран давали в 2017 году в рамках Всемирного опроса ценностей, и продемонстрировал, что фундаментальные ценности россиян соответствуют мировыми трендам на поддержку демократии и индивидуальных свобод. Более того, среди россиян заметно даже отклонение в сторону приоритизации свободы перед безопасностью. При выборе между «свободой» и «равенством» предпочтения россиян оказываются примерно такими же, как у жителей Германии, Казахстана, Марокко и Украины.
Анализ не подтверждает теорию о качественных различиях между гражданами России и других стран относительно поддержки демократии в целом. Если граждане большинства стран считают свои режимы демократическими, то в России бóльшая часть респондентов придерживается другого мнения относительно своей власти. Это говорит о способности людей рационально оценить политический режим, соотнося его со своими ценностями в принципе.13
Данные опросов, которые проведены в репрессивной автократии, находящейся в состоянии войны, представляются не самым надежным инструментом
В конце марта 2022 года «Левада-центр» объявил, что войну поддерживает 81% россиян. Однако исследование социолога Филиппа Чапковского и его соавтора Макса Шауба показало, что около 15% респондентов, если их спрашивают о поддержке военных действий, склонны давать социально одобряемые ответы. Отвечая на прямой вопрос, 68% респондентов выска зались в поддержку действий вооруженных сил РФ в Украине. Но если социологи использовали более завуалированную формулировку (метод «списочного эксперимента»), то поддержка падала до 53%.14 Подвержены опасениям говорить правду оказались преимущественно женщины.
Данные опросов, которые проведены в репрессивной автократии, находящейся в состоянии войны, представляются не самым надежным инструментом и, тем более, не могут служить доказательством недемократичности россиян.
Сопротивление войне в Украине и борьба за установление демократии по-прежнему существует и принимает различные формы: от индивидуальных «тихих» протестов до подрывов железнодорожных путей, используемых для поставок боеприпасов и техники на фронт, от стихийных инициатив до организованных структур с заявленными политическими программами. По данным проекта «Карта мира», уже к лету 2022 года насчитывалось 216 антивоенных сообществ, которые занимались протестом, сборами средств для помощи украинским беженцам и преследуемым россиянам. В отличие от беларуского протеста, у россиян нет единого координационного центра оппозиции и протестными активностями заняты различные группы. Не всегда многое известно о том, как именно функционируют гражданские сети на территории России, поскольку это угрожает их безопасности. Это особенно касается организаций по вывозу украинских беженцев, поиску и вывозу детей, а также по эвакуации сознательных отказников и политических активистов. Любая утечка может нанести непоправимый вред работе этих сетей, поэтому в медийном пространстве мы чаще видим эмигрантские инициативы, у которых есть доступ к свободным СМИ.
Организованные формы сопротивления представлены структурами Алексея Навального. Фонд борьбы с коррупцией (ФБК), в отличие от многих других подобных организаций, по-прежнему базируется в России, а не за рубежом, несмотря на нелегальный статус и преследования. ФБК обнародовал список «коррупционеров и сторонников войны», включающий около 6 тысяч человек. Европарламент принял резолюцию, рекомендуя применить персональные санкции, учитывая именно этот список.15
Феминистское антивоенное сопротивление (ФАС), начавшее деятельность в первые дни «большой» войны, теперь успешно координирует акции и связь между теми, кто находится в России и за рубежом. Деятельность ФАС также включает создание сетей солидарности с фемактивистками из Украины.
Вопреки мифам о пассивности регионов, ряд движений работает именно на региональном уровне. Например, «Мирное сопротивление», созданное активистами из Санкт-Петербурга, активно выступает против войны, защищая украинских узников и крымских татар на различных митингах и протестах. Ольга Смирнова, одна из активисток, с 5 мая 2022 года находится под стражей из-за своих публикаций, включая материалы об антивоенной акции в соцсети. Ей грозит до семи лет заключения по обвинению в распространении ложной информации об армии по мотивам политической ненависти.
Антивоенный комитет Кубани распространял листовки и срывал баннеры с символом «Z», выражая протест против войны. Движение выпускает антивоенную газету «Сводка Антивоенного комитета Кубани».16
Активисты фондов «Свободная Бурятия» и сообщества «Новая Тува» помогают российским военнослужащим вернуться из Украины. Наконец, с 2023 года в эмиграции работает фонд «Свободная Якутия», активисты которого выступают против войны с Украиной и за независимость Якутии. Они организовали протестные акции в Якутске, включая женский митинг против мобилизации. Несмотря на то, что эти инициативы пока не стали достаточно массовыми по меркам антивоенного движения в целом, важно, что голоса этнических груп п прозвучали впервые за десятилетия существования авторитарного режима.
Борьба с диктатурой Владимира Путина — заявленная цель Антивоенного комитета России
Российская оппозиция в изгнании активно создает новые организации, платформы и форматы, чтобы донести свою позицию как до россиян в России, так и до западных политиков. Наиболее заметные инициативы включают Антивоенный комитет России, состоящий из российских политиков, бизнесменов и ученых. Его целью заявлена борьба с диктатурой Владимира Путина, развязавшего войну в Украине. Комитет собирает гуманитарную помощь для Украины и помогает эмигрантам, покинувшим Россию с началом войны. В комитет вошли Михаил Ходорковский, Гарри Каспаров, Сергей Алексашенко и Сергей Гуриев, Юрий Пивоваров, Владимир Кара-Мурза, Дмитрий Гудков, Борис Зимин и Евгений Чичваркин. Комитет ведет проект помощи эмигрантам из России «Ковчег». Справедливости ради, стоит напомнить, что эта же группа оппозиционных деятелей получила скандальную известность, озвучив на Форуме свободной России в Вильнюсе проект создания паспорта «хорошего русского».
В организацию «Настоящая Россия» входят эмигрировавшие деятели культуры (Михаил Барышников, Борис Акунин, Леонид Парфенов и другие), за границей продолжают работать общество «Мемориал», правозащитный проект «ОВД-Инфо» и молодежное движение «Весна». В то же время в противовес форумам с участием привилегированных политических эмигрантов была создана «Платформа антивоенных инициатив», объединившая более 80 организаций и 30 индивидуальных участников с упором на инклюзивность и привлечение более молодого поколения активистов.
Наконец, особую нишу занимают инициативы, готовые прибегать к насильственным формам сопротивления. Это в первую очередь «Гражданский совет», базирующийся в Польше и оказывающий помощь в рекрутировании добровольцев в национальные подразделения ВСУ, в частности в Русский добровольческий корпус (РДК) и легион «Свободная Россия». Также отдельно стоит отметить ведущую «рельсовую войну» Боевую организацию анархо-коммунистов.17 Разумеется, организации и сети, действующие на территории России, не имеют формальных юридических лиц, поскольку не подчиняются законам режима.
Сопротивление принимает разные организационные формы, исповедует разные идеологии и продвигает разные проекты будущего России, ориентируется на различные аудитории и использует широкий спектр инструментов: от петиций и листовок до арт-перформансов, от пикетов и граффити до поджогов военкоматов и физических атак. Утверждение об отсутствии протестов не соответствует действительности.
Для исследователей оппозиционной активности важен термин «структ ура политических возможностей». Говоря о ней, как правило, подразумевают существующие нормы и институты, текущие события и кризисы, а также общественное мнение, культуру и доступ к ресурсам (финансы, инфраструктура, информационные технологии).18 Анализируя структуру возможностей, можно назвать причины успеха или провала протестного движения.
В случае России факторы, которые препятствуют мобилизации населения, включают: 1) рост политически мотивированных репрессий, 2) прицельное уничтожение инфраструктуры протеста, 3) кооптацию и давление на экономически зависимые группы населения, 4) ограничение свободы слова одновременно с пропагандой «военной операции».
Многие, глядя на трагедию Навального, приходят к выводу, что помочь им никто не сможет
К 2023 году российский режим достиг апогея репрессивности как на уровне принимаемых законов, так и на уровне правоприменения. По данным ОВД-Инфо, 754 человека стали фигурантами «антивоенного дела», растет число организаций, объявленных «экстремистскими» и «нежелательными». Всего преследуемых по политическим мотивам к концу 2023 года насчитывается около 3500 человек. Социологи отмечают, что страх краткосрочного ареста — не самое главное. Россияне, осознающие суть происходящего, опасаются долгих тюремных сроков, пыток, лишения родительских прав и травли детей. Многие, глядя на трагедию Навального, приходят к выводу, что помочь им никто не сможет, и чувствуют себя в изоляции.19
Еще во время пандемии режим совершил решающую атаку на инфраструктуру политического сопротивления и оппозиции в стране — зачистив и объявив вне закона структуры Навального, устроив покушение на самого Навального и отправив его в тюрьму после возвращения в страну. Между тем без организационных структур эффективный и масштабный протест невозможен. Достаточно вспомнить сопротивление промосковской власти в социалистической Польше, которое держалось на сети профсоюзов. Такие сети возникают в авторитарных режимах, по тем или иным причинам допускающих существование параллельных структур. Появление «Солидарности» пришлось на тот период, когда польский режим старался встраивать оппозицию в режим, а не подавлять оппонентов. Затем на пике экономических протестов эта сеть получила массовую поддержку. Стихийный и неорганизованный протест, при этом мирный и продемократический, — крайне маловероятное явление.
Государственный капитализм породил феномен государственнического среднего класса, экономическое благополучие которого зависит от ренты и лояльности
Российский режим приложил немалые усилия для того, чтобы убедить граждан в том, что только он способен обеспечить экономическую стабильность, в частности предоставляя льготы и привилегии сотрудникам госсектора и нефтегазовой отрасли. Около 60 миллионов россиян, или 42% трудоспособного населения, — это «бюджетники».20 Ограничение рыночной конкуренции сделало альтернативные форматы трудоустройства менее привлекательными. Государственный капитализм породил феномен государственнического среднего класса, экономическое благополучие которого зависит от ренты и лояльности.21
Наконец, введение военной цензуры под видом преследования за «дискредитацию армии» и «фейки» окончательно завершило процесс ликвидации свободы сло ва. Для доступа к альтернативной политически значимой информации россиянам нужно воспользоваться VPN, независимыми телеграм-каналами или читать новости на других языках.
Драма российской оппозиции и демократического движения не в его слабости, а в том, что режим и его репрессивные и экономические мощности оказались в данный момент гораздо сильнее. И это часто происходит с любым сопротивлением диктатуре. Однако тот факт, что несмотря на усиливающиеся репрессии российское гражданское общество способно вести учет заключенных, заниматься адвокатурой и продолжать заявлять о своем существовании, говорит о его, как ни парадоксально, силе. Персоналистские режимы порой рушатся внезапно (например, режим Хосни Мубарака в Египте или Роберта Мугабе в Зимбабве), поэтому крайне важно сохранять и усиливать организационные структуры протеста, постоянно реагировать на репрессивные новации режима, чтобы остаться на плаву и быть готовыми к появлению если не окна, то хотя бы форточки в структуре политических возможностей.
theguardian.com: The west must support Russia’s anti-war activists.
Frye, T. (2022): Weak Strongman: The Limits of Power in Putin’s Russia.
Chenoweth, E. (2021): Civil resistance: What everyone needs to know.
McAdam, D., & Tarrow, S. (2010): Ballots and barricades: On the reciprocal relationship between elections and social movements. Perspectives on Politics, 8(2), 529-542; Bennett, W. L., & Segerberg, A. (2013). The logic of connective action: Digital media and the personalization of contentious politics. Cambridge University Press.
ridl.io: Прогрессивная молодежь?
Левада, Ю. (2005). Восстание слабейших: о значении волны социального протеста 2005 г. / Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии, (3), 8-15.
Dollbaum, J. M. (2020): Protest trajectories in electoral authoritarianism: From Russia’s “For Fair Elections” movement to Alexei Navalny’s presidential campaign. Post-Soviet Affairs, 36(3), 192-210.
Камалов Э, Сергеева И, Костенко В, Завадская М. 2022. Большой исход: портрет новых мигрантов из России. Отчет по результатам опроса в марте 2022 проекта OutRush.
holod.media: Россияне отрицают демократию? Что говорит социология.
ridl.io: О вреде российских опросов.
McAdam, D., Tarrow, S., & Tilly, C. (2001): Dynamics of Contention. Cambridge University Press; Jenkins, J. C. (1983). Resource Mobilization Theory and the Study of Social Movements. Annual Review of Sociology, 9, 527-553; Kriesi, H. (2004): Political Context and Opportunity. In D. A. Snow, S. A. Soule, & H. Kriesi (Eds.), The Blackwell Companion to Social Movements (pp. 67-90). Blackwell Publishing.
opendemocracy.net: Why are Russians who oppose the war not taking to the streets?
opendemocracy.net: Why are Russians who oppose the war not taking to the streets?
Rosenfeld, B. (2020): The autocratic middle class: how state dependency reduces the demand for democracy. Princeton University Press.