«Упадок спецслужб»

Текст: Евгения Лезина28.04.2023

Советский Союз и его политическая полиция, Комитет государственной безопасности (КГБ), прекратили существование более 30 лет назад. Однако у власти в России до сих пор находится слаженная группа выходцев из спецслужб, сохранившая принятое там мышление и методы. Для оправдания войны с Украиной российская пропаганда систематически использует идеологический дискурс, разработанный и внедренный в общественное сознание именно советскими органами госбезопасности. Оказалось, что отсутствие полноценного расчета с прошлым, который включал бы в себя системную реформу органов государственной безопасности и наказание за совершенные ими преступления, стало одной из предпосылок для авторитарного реванша, переросшего в агрессивную войну.

Одним из результатов деятельности КГБ, доказывающим в определенном смысле эффективность ее воздействия на жителей советской метрополии, можно счесть тот факт, что советская тайная полиция, в отличие от своих аналогов в большинстве оккупированных стран Центральной и Восточной Европы, не оказалась достаточно дискредитирована в глазах российского общества, чтобы понести в постсоветский период хотя бы минимальную юридическую ответственность.

Во время неудачной попытки путча ГКЧП в августе 1991 года на Лубянской площади был сокрушен монумент Феликсу Дзержинскому, основателю ВЧК, — самый известный символ власти «органов». Многие тогда восприняли этот момент как историческую точку невозврата. Однако вскоре тайная полиция шаг за шагом начала восстанавливать свои структуры и влияние в стране, где полноценной демократизации так и не произошло. За пертурбациями экономических и политических реформ процесс реставрации органов остался почти незамеченным.

Стоит признать, что два этих явления взаимосвязаны. Демократическая трансформация во многом потому и забуксовала, что госбезопасность — силовой каркас советского режима, носитель репрессивных практик — не была демонтирована и сохранила функциональную, кадровую и символическую преемственность. А ее сотрудники, причастные к преступлениям и нарушениям прав человека, не были наказаны.

Основы для «выживания» и будущего реванша спецслужб отчасти были заложены еще в годы перестройки. Их вспоминают как эпоху «гласности», время публичных разоблачений сталинских преступлений. Однако КГБ вовсе не пострадал в перестройку: Комитет адаптировался структурно к меняющейся социоэкономической ситуации, перенял новые идеологические тренды — и усилил конспирацию, сделав больший акцент на негласных методах работы, снизив градус открытой репрессивности.

Заняв в марте 1985 года пост генерального секретаря ЦК КПСС, Михаил Горбачев не собирался рисковать отношениями с КГБ и уравновешивал преобразования в области свободы печати, избирательного процесса, внутренней и внешней политики мерами, укреплявшими позиции тайной полиции. Обширные кадровые чистки в партийном аппарате и других государственных органах, проведенные после прихода Горбачева к власти, практически не затронули КГБ. До последних дней СССР Комитет сохранял полномочия, аппаратный «вес», численность.

Парадоксальным образом изменить имидж КГБ во многом помогла кампания по реабилитации жертв сталинского террора. В Комиссию Политбюро по реабилитации, начавшую работать в сентябре 1987 года, вошли председатель КГБ Виктор Чебриков и другие высокопоставленные чекисты. А генерал-лейтенант КГБ Иван Абрамов, с 1983 года возглавлявший идеологическое Пятое управление КГБ, в мае 1989 года стал замгенпрокурора СССР, ответственным за реабилитацию.

Реабилитационная кампания широко освещалась в СМИ — как доказательство гласности в деятельности КГБ, его демократизации, свидетельство чаемого большой частью общества расчета с прошлым. Однако, как показывают документы в рассекреченных архивах КГБ Литвы и Украины, это была лишь дымовая завеса. Истинные приоритеты КГБ и Политбюро были иными. Их можно сжато сформулировать следующим образом:

– Ограничить общественную дискуссию о советских преступлениях сталинским периодом, т.е. не допустить постановки вопроса о последующих, хронологически более близких, преступлениях или о преступном характере всего советского режима;

– Пресечь попытки привлечь к юридической ответственности лиц, причастных к сталинскому террору и позднейшим преступлениям, и дискредитировать идею юридического преследования как таковую;

– Заглушить любые требования добиваться открытия архивов госбезопасности;

– Исключить независимые инициативы по выявлению преступников и поиску мест массовых захоронений.

И можно сказать, что этот раунд КГБ выиграл: увы, в конце 1980-х — начале 1990-х годов российское общество приняло навязанные властями ограничения. Усилия гражданских активистов оказались направлены в основном на увековечивание памяти о пострадавших от сталинского террора. Полноценное открытие архивов и их передача из ведомственного владения не оказались в центре политической повестки. И самое важное — те, кто мог бы стать протагонистами, адвокатами идеи юридического восстановления справедливости, сами отказались от уголовного преследования виновных в преступлениях органов госбезопасности.

Особенно показательна в этом смысле история создания общества «Мемориал», важнейшей и де-факто монопольной гражданской институции, занимавшейся политикой памяти. Учредительная конференция «Мемориала» в январе 1989 года приняла резолюцию: она призывала судить Сталина общественным судом — и провозглашала абсолютный отказ от уголовного преследования виновных в репрессиях советского периода «в интересах гуманности и милосердия». Эта позиция, которую можно было бы счесть вынужденным компромиссом в условиях 1989 года, не подвергалась ревизии и после 1991-го.

Более того, российские либералы, включая бывших диссидентов, в большинстве разделяли тезис об опасности люстрации: очищение публичной сферы и госслужбы нередко сравнивалось с большевистскими чистками и «охотой на ведьм». Отчасти поэтому процесс над КПСС, инициированный президентом РФ Борисом Ельциным в Конституционном суде, не имел никаких серьезных правовых последствий; в целях судопроизводства была рассекречена очень ограниченная выборка документов из архивов КГБ, но архивы в целом так и остались закрытыми.

По той же причине провалился в 1993 году и единственный законопроект о люстрации, который внесла в парламент Галина Старовойтова (она погибнет от пули наемного убийцы в 1998 году, заказчик преступления так и не найден). Идею Старовойтовой «прокатили» и соратники по демократическому движению, и журналисты, и другие депутаты. Незадолго до смерти она предложила обновленную версию закона, но депутаты Госдумы даже отказались включать ее в повестку.

В отличие от ГДР, где требования роспуска Штази во время событий 1989 года были крайне значимы, в России претензии к политической полиции не ставились во главу угла протестной повестки. Это дало Борису Ельцину возможность реформировать спецслужбы, ничего не меняя в сущности их работы.

Да, Ельцин разделил КГБ на несколько конкурирующих ведомств, но сделал это не во имя прав и свобод граждан, а скорее ради защиты своей собственной власти. Поэтому чекистские структуры, хотя и претерпели череду переименований и административных пертурбаций, в сущности, сохранили функции, персонал, символы и, что особенно важно, корпоративную культуру, враждебную либеральным ценностям и замешанную на советской антизападной конспирологии.

Силовое противостояние с Верховным Советом осенью 1993 года и последовавшая через год кровопролитная война в Чечне фактически вынудили Ельцина искать опору в силовиках (тогда и зародился этот термин). Поэтому к середине 1990-х промежуточный этап де-факто подошел к концу: Федеральная служба контрразведки (ФСК) была переименована в Федеральную службу безопасности (ФСБ), получив вместе с новым (но очень напоминавшим старое советское) названием и расширенные полномочия. Тогда же, в качестве поощрения и признания заслуг, Ельцин сделал официальным праздником День чекиста, который даже в советское время отмечался лишь неформально.

С того самого времени в России стала постоянно ухудшаться ситуация с правами человека. В июле 1998 года президент Ельцин своим указом учредил в структуре ФСБ Управление конституционной безопасности, по сути, воссоздав бывшее пятое — идеологическое — управление КГБ (позднее оно было трансформировано в печально известную Вторую службу ФСБ). Руководитель новой структуры Геннадий Зотов тогда же заявил, что «государством преследовалась цель выделения из системы органов ФСБ самостоятельного подразделения, “специализирующегося” на борьбе с угрозами безопасности в социально-политической сфере, или борьбе с “внутренней крамолой”, которая для России всегда была страшнее любого военного вторжения».

С приходом к власти Владимира Путина, выходца из КГБ, произошло не только усиление спецслужб, увеличение их численности, но и резкое наращивание присутствия чекистов во власти. И хотя начало этому тренду положили еще поздние годы ельцинского правления, к середине «нулевых», по некоторым оценкам, доля выходцев из силовых структур в высшем руководстве страны могла достигать около двух третей. Силовики также установили контроль над экономикой, финансовыми и нефтяными потоками.

Эти тренды очень быстро нашли отражение и в общественном сознании. На вопрос, заданный социологами в феврале 2000 года, «Поддержали бы вы идею объединить все спецслужбы России и воссоздать единый Комитет государственной безопасности по образцу КГБ СССР?» около 60% россиян ответили утвердительно (лишь 22% высказались против, 21% затруднились с ответом). И почти 70% опрошенных в марте того же года заявила, что ожидает от новоизбранного президента Владимира Путина «наведения порядка» посредством укрепления спецслужб, и только треть выразила обеспокоенность такой перспективой.

Сегодня, когда Россия ведет агрессивную войну против Украины, она использует многолетнее наследие КГБ. Сам дискурс об опасности и заведомой преступности украинского движения за независимость активно разрабатывался и пропагандировался советскими органами госбезопасности.
Именно советская тайная полиция после окончания фазы вооруженного сопротивления (в начале 1950-х годов) постоянно пыталась скомпрометировать идеи украинской политической эмансипации как таковой. Методично представляла сторонников украинского национального самоопределения исключительно как пособников нацистов, марионеток Запада, действующих против интересов украинского народа и не имеющих права его представлять. Целью КГБ было очернить сопротивление советизации и русификации, представить все его разновидности и формы как пронацистские и приравнять украинское национальное движение к фашизму. Усилия советской тайной полиции и органов пропаганды дали плоды в виде массовой литературы, фильмов, многочисленных публикаций в СМИ и публичных кампаниях. Из их влияния на общественное сознание вырастает сегодняшняя российская пропаганда с ложными обвинениями украинцев в нацизме и темой «денацификации» как оправдания жестокой войны.

Основные источники:

Лезина Е. ХX век: Проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы. М.: НЛО, 2021.

Лезина Е. «Целью КГБ было приравнять украинское национальное движение к фашизму» // Republic, 15.01.2023.

Lezina E. Dismantling the State Security Apparatus. Transformations of the Soviet State Security Bodies in Post-Soviet Russia. CEVRO — Liberálně-konzervativní akademie, o. s., 2017. P. 7-14.