Переводчики дают книгам и текстам новую жизнь в новых языках. Довольно обидно, когда люди ведут себя так, будто бы переводчиков не существует в природе, словно все они — невидимки. Как и где можно заметить работу переводчицы — рассказывает Лариса Шиппель с точки зрения науки о переводе.
Название книги Лоуренса Венути «Переводчик-невидимка»1 произвело фурор. Отсутствие видимости — кажется, именно таково положени е, в котором себя находят многие переводчицы и переводчики и которое многими из них осознается как несправедливое. Венути говорит исключительно об англо-американском рынке переводов, но этим ограничением все пренебрегли:
«Речь идет от двух взаимно обусловливающих явлениях. Первое — цирковой фокус, создающий иллюзию дискурса, иллюзию того, что переводчик сам искусно манипулирует английским языком; второй — это практика чтения и оценки переводов, которая долгое время преобладала, среди прочих, в культуре Великобритании и в США применительно к английскому и другим языкам. Любой перевод — неважно, прозы или поэзии, художественный или нехудожественный — принимается на том условии, что он читается легко: выше всего ценится иллюзия того, что перевод на самом деле никакой не перевод, а вовсе даже “оригинал”». (1995: 1)
“It refers to two mutually determining phenomena: one is an illusionistic effect of discourse, of the translator’s own manipulation of English; the other is the practice of reading and evaluating translations that has long prevailed in the United Kingdom and the United States, among other cultures, both English and foreign language. A translated text, whether prose or poetry, fiction or nonfiction, is judged acceptable […] when it reads fluently, – the appearance, […], that the translation is not in fact a translation, but the “original” (1995: 1).
Если действие по переводу текста увидеть как часть более общего представления о трансфере и тем самым подойти к представлению перевода как процесса, то придется пройти 3 фазы: выбор исходного текста, трансформация и, наконец, восприятие/рецепция.
Мне показалось интересным проверить, в какой фазе этого процесса переводчице предоставляется возможность стать видимой / перестать быть невидимкой.
1. Выбор исходного текста, или Как текст становится оригиналом?
Перевод не состоится, если не состоится выбор одного текста из поистине бесконечного космоса текстов. В зависимости от стечения конкретных обстоятельств (например, перевод для организации, для издательства, для коммерческого предприятия, перевод свободного переводчика — чтобы назвать лишь несколько возможных вариантов) возникает вопрос: кто когда выбирает какой текст по какой причине? И конкретно: какую роль в этом выборе играют переводчицы? Какие интересы стоят за этим выбором? Какие мотивы для перевода с этим связаны?
Ясно одно: уже на этом первом этапе переводчицы, в зависимости от конкретных обстоятельств, имеют возможность стать видимыми и вмешаться в выбор текста.
2. В главном процессе — в преобразовании текста на языке оригинала в текст на целевом языке, то есть собственно в переводе, у переводчиц и переводчиков есть возможность проявиться при помощи собственной интерпретации оригинала и вытекающей из этого стратегии перевода, а также привлекающихся для воплощения этой переводческой стратегии средств на всех уровнях языка, а иногда и с привлечением невербальных знаков. Уникальный почерк переводчицы, проявляющийся, например, в адаптации перевода к среде языка перевода, иногда свидетельствует о видимом присутствии переводчицы.
Примером служат оба перевода (на немецкий и на русский) текста 1686 года «Разговоры о множестве миров» авторства Бернара Ле Бовье де Фонтенеля (Bernard le Bovier de Fontenelle, Entretiens sur la pluralité des mondes)2. Здесь показано, как работали два (очень) видимых переводчика.
С одной стороны, немецкий перевод Иоганна Кристофа Готтшеда. Он переводил текст эпохи французского Просвещения и полемизировал с автором, комментировал и даже иногда исправлял его и все это описывал в своих постраничных примечаниях.
С другой стороны, русский перевод князя Антиоха Кантемира (как и перевод Готтшеда, этот текст относится к первой половине XVIII века): Кантемир был российским послом сначала в Лондоне, а затем в Париже, и уже в этом качестве он повлиял на выбор текста, а затем перевел его на русский, чтобы «сослужить службу своей стране». Кроме того, он снабдил текст внушительным комментарием, правда, совершенно иного рода, чем Готтшед. Кантемир более всего стремился познакомить «непросвещенную» российскую публику с идеями Просвещения, и прежде всего с коперниковской картиной мира — именно так можно истолковать переводческую стратегию Кантемира, а тем самым и его самопредставление в качестве просветителя.
3. Наконец, третий этап — рецепция переводного текста. И здесь снова появляются возможности для переводчиц действовать на виду у всех, предлагать широкому кругу читателей свою интерпретацию и свою стратегию воплощения замысла, познакомить всех с текстом и представить свою роль переводчицы в подобающем свете.
В качестве вывода можно констатировать следующее: невидимость не предопределена, это скорее результат стечения культурных и исторических обстоятельств. Она преодолима, и в этом преодолении есть новые возможности и более высокая ответственность. Преодоление невидимости — знак демократической культуры перевода, к ней стоит стремиться, хотя достичь ее (пока) не удалось.
Laurence Venuti (1995): The Translator’s Invisibility. A history of translation. London: Routledge.
